"My smejalis', slovno ot ščekotki po serdcu". Mutnaja ispoved/ u Dostoevskogo «Мы смеялись, словно от щекотки по сердцу». Мутная исповедь у Достоевского

Когда речь заходит о смехе у Достоевского, тут же приходит на ум длинная тирада Подростка, который предлагает своего рода физиологию смеха, «пробы души», и его непредсказуемого и трудно контролируемого воздействия на восприятие того, кто при нем присутствует. У нашего автора смех и часто сопровождающий его колкий юмор окрашивают собой самые сокровенные признания и, наряду с манипуляторскими интенциями и несознательными импульсами, могут принимать на себя функцию маскировки и защиты невозможного действия обнажения себя перед другим. Для современности характерно выставление «я» напоказ, своего рода распространенная исповедь. И все же смех, присущий современности, есть смех, призванный сокрыть, это смех, который утратил свою первостепенную черту, веселость – тот самый «добрый смех», о котором пишет Пропп, который неспроста приводит в данном контексте не имя Достоевского, а имена Пушкина, Толстого и Чехова. Веселость является функцией той почти невозможной искренности, которая раскрывает сущность человека и выставляет ее “как на ладони”. Так, от Ползункова до Федора Карамазова, гримаса шута, который бесстыже обнажает себя перед другим в процессе исповеди, становится символом современной изолированности «я», как и конца утопии прозрачности и искренности, к которой стремился Руссо. В самом деле, как и его внимательный читатель Василий Розанов, Достоевский тоже нес на плечах двух ангелов – ангела смеха и ангела слез, и, как и в случае Розанова, вся его жизнь была в их «извечном поединке». Бл. Августин, Исповедь